Проблема моделирования американского ответа на развитие политической ситуации в Украине должна включать несколько уровней: элитный, дипломатический и военно-политический.
Общая стратегическая цель Соединенных Штатов Америки в Евразии – предупреждение создания силового, в том числе, коллективного центра геополитической силы, который мог бы впоследствии бросить вызов Вашингтону. Производные задачи складываются из следующих принципов: поддержание множественности (геополитического плюрализма) на континенте, что достигается путем построения системы балансов, созданием и поддержанием проамериканских режимов в ключевых странах и регионах. На постсоветском пространстве США сделали выбор на построение геополитического пространства от Балто-Черноморской дуги до постсоветской Средней Азии, которая входит в более широкую американскую кривую от Восточной Европы, через «выпадающие цветные режимы» до Центральной Азии, включая регион Афганистана и Пакистана – «АфПак». При этом данная дуга позволяла бы Вашингтону влиять не только на Россию, но и Германию, Иран, Китай и Индию – на основные динамично развивающиеся геополитические центры. В случае её реализации такая модель однополярной Евразии существенно оптимизировала бы американский контроль над «шахматной доской» мира.
Элитный уровень. В американской элите, как отмечает А. Уткин, можно выделить четыре подхода к российским попыткам возродить целостность постсоветского пространства.
К первой группе относится часть истеблишмента, которая считает, что, несмотря на суровейшие испытания, Россия способна к внутренней консолидации, к внешней политике, которая завершится той или иной формой восстановления СССР. При этом Украина является ключом к реинтеграции постсоветского пространства. Поэтому в интересах Запада создать между двумя крупнейшими восточнославянскими государствами непреодолимые препятствия. Эта группа западной элиты считает, что линия между Россией и Западом должна проходить по линии российско-украинской границы. Наиболее яркими представителями этого направления являются З. Бжезинский и американский мозговой центр «Фонд наследия». Эта группа поддерживает любые дезинтеграционные силы в России и ее не сильно волнует проблема прав личности, она стремится достигнуть ослабления российского государства, исходя из вероятности худшего варианта развития событий.
В эту группу заметным образом входят идеологи, имеющие связь с Польшей (традиционное противостояние и недоверие), ее питают те укрепившиеся в 80-е годы (до Горбачева) прорейгановские организации, а также бизнес, связанный с Пентагоном, реалисты-геополитики.
Для них не важен, какой внутренний политический строй существует в России, опасения вызывает возможность восстановление ее мощи, через возможную реинтеграцию.
Вторая группа экспертов, политиков и исследователей сходится на том, что восстановление некой формы СССР, если и возможно, то уже не опасно, так как потребует огромных усилий для притирки нового государственного организма. У Запада нет интереса в том, чтобы «добивать» ополовиненную Россию – возникший хаос может вовлечь военный арсенал страны, который может нанести гораздо больший ущерб западным интересам, чем стабильная государственная система.
Подобной точки зрения придерживается современный Пентагон, разведывательное сообщество США, умеренные деятели среди демократов и республиканцев, значительная часть бизнеса.
Третья группа политиков, деловых людей и аналитиков в ощутимой мере симпатизирует молодой российской государственности и не уверена, что крайнее ослабление России на руку Западу, не знающему, как гасить конфликты на огромном постсоветском пространстве. Ведь традиционно США и Россия до «холодной войны» не имели спорных моментов, более того, выступали вместе геополитическими союзниками против главных американских конкурентов Германии и Японии.
Эта группа не поддержала бы открытой реинтеграции СССР, но она не увидела бы трагедии в восточнославянском или евразийском союзе, отражающем исторические реальности и не направленном против Запада (с оговоркой, если Запад сам не вызовет ненависть своим неприятием происходящих в России процессов). Запад должен найти успокоение в том, что Россия еще не скоро будет посягать на весомую долю на рынках наукоемких товаров, а отсутствие конкурентного ожесточения – залог ее приемлемости в качестве регионального лидера Северо-Восточной Евразии.
Четвертая группа наиболее многочисленна и аморфна. Она не знает истинного пути и не претендует на его знание. Она реалистически оценивает изменчивость ситуации, перехода России в прозападный лагерь и опасность ее нового поворота от Запада. Эта группа не уверена, что в России скоро будет создан привлекательный рынок для западных инвестиций, но она не хотела бы видеть российскую экономику рухнувшей окончательно – тогда задача накормить 300 миллионов евроазиатов или сдержать нарастание в этом регионе тенденции бунта и даже варварства падет на Запад. Эта группа по взглядам на реинтеграцию постсоветского пространства находится между вторым и третьим течением. Подобные разделения элитных взглядов в отношении российско-украинских отношений встречаются и у других авторитетных экспертов, в том числе, и американских.
Из четырех приведенных групп американской элиты, только одна является жестким противником воссоздания единства постсоветского пространства в какой-либо форме. Производным от этого является и «украинский вопрос Вашингтона». Таким образом, соотношение сторонников жесткого американского реагирования к более гибким элитным подходам в этом направлении составляет 1 к 3.
Военно-политический уровень. Логика геополитического противостояния между США и Россией дает основания провести параллель в рамках алгоритма «сфер влияния» великих держав между событиями в российском ближнем зарубежье (постсоветское пространство) и американском (Южная и Северная Америки). Последняя оформилась в издании доктрины Монро еще в 1823 году, суть которой сводится к тому, что европейские государства должны ограничить свое влияние на американском континенте, а Вашингтон берет на себя миссию державы номер один в регионе. В дальнейшем США выводят из сферы соперничества великих держав свой «задний двор», четко давая понять, что он не разыгрывается, а сформировавшаяся данность не обсуждается. Работы таких мэтров американской внешней политики, как Г. Киссинджера и З. Бжезинского, моделирующие будущее устройство мира, не замечают проблем Латинской Америки. Однако, вся эта американская логика не мешает России, Китаю и Ирану активно дразнить дядюшку Сэма, поддерживая антиамериканские настроения и политические режимы в заповедной зоне Вашингтона. В свою очередь США формирует (инвестирует в элиту, экономику, ВПК, информационное пространство) политические режимы в зоне ответственности альтернативных центров силы. Практическая сторона этих шагов направлена на формирование «сферы обмена» между сильными государствами. Это часть механизмов в процессе их конкуренции за распределение всех видов ресурсов.
Необходимые ресурсы в этом механизме (фигуры) формируются заранее, затем при любой из форм компромисса они могут быть обменены на более важные интересы для великой державы уже в своей зоне влияния. К примеру, интересы России в Украине представляют первоочередную ценность для Москвы по сравнению с интересами РФ в Венесуэле. Для США работает обратная логика, а это уже сформированное пространство для геополитического обмена. Еще одна параллель – если бы Мексика или Канада объявили себя антиамериканскими режимами и высказали намерения вступить в ОДКБ и Таможенный союз. Как бы повела себя самая демократическая империя мира? Ответ в исторических аналогиях действий США в данном регионе за последние 50 лет (арсенал действий шире, чем применила Москва в процессе кризиса на Украине).
Исходя из логики двустороннего противостояния в Украине между Западом и Россией, необходимо учитывать геополитическую логику Китая. Она заключается в том, чтобы подойти к периоду своего ослабления, которая согласно китайским циклам развития наступит через несколько десятилетий, в состоянии, когда по периметру своих границ у него не будет враждебных государств, либо они будут существенно ослаблены. Россия в этом плане не воспринимается, как витальный враг, скорее, как соперник/партнер с которым необходимо работать. Исторический же опыт взаимодействия с Западом дает более категорические механизмы.
В борьбе за Украину даже нейтральный Китай уже играет на стороне России. Ведь в случае введения масштабных санкций со стороны Запада, российские ресурсы будут переориентированы на Китай, что приведет к стратегическому проигрышу Запада по схеме Х. Маккиндера. Поэтому Запад в своей игре будет ограничен в возможностях широкого применения любых видов санкций.
Но даже в этом случае Вашингтон получает классическую и традиционную англосаксонскую победу – в процессы разрешения украинского кризиса втянуты Германия и Россия, которые за свой счет будут решать проблему, развязанную отдаленным на тысячи морских миль центром.
Источник: cont.ws.
katamarania2.livejournal.com/226305.html
Общая стратегическая цель Соединенных Штатов Америки в Евразии – предупреждение создания силового, в том числе, коллективного центра геополитической силы, который мог бы впоследствии бросить вызов Вашингтону. Производные задачи складываются из следующих принципов: поддержание множественности (геополитического плюрализма) на континенте, что достигается путем построения системы балансов, созданием и поддержанием проамериканских режимов в ключевых странах и регионах. На постсоветском пространстве США сделали выбор на построение геополитического пространства от Балто-Черноморской дуги до постсоветской Средней Азии, которая входит в более широкую американскую кривую от Восточной Европы, через «выпадающие цветные режимы» до Центральной Азии, включая регион Афганистана и Пакистана – «АфПак». При этом данная дуга позволяла бы Вашингтону влиять не только на Россию, но и Германию, Иран, Китай и Индию – на основные динамично развивающиеся геополитические центры. В случае её реализации такая модель однополярной Евразии существенно оптимизировала бы американский контроль над «шахматной доской» мира.
Элитный уровень. В американской элите, как отмечает А. Уткин, можно выделить четыре подхода к российским попыткам возродить целостность постсоветского пространства.
К первой группе относится часть истеблишмента, которая считает, что, несмотря на суровейшие испытания, Россия способна к внутренней консолидации, к внешней политике, которая завершится той или иной формой восстановления СССР. При этом Украина является ключом к реинтеграции постсоветского пространства. Поэтому в интересах Запада создать между двумя крупнейшими восточнославянскими государствами непреодолимые препятствия. Эта группа западной элиты считает, что линия между Россией и Западом должна проходить по линии российско-украинской границы. Наиболее яркими представителями этого направления являются З. Бжезинский и американский мозговой центр «Фонд наследия». Эта группа поддерживает любые дезинтеграционные силы в России и ее не сильно волнует проблема прав личности, она стремится достигнуть ослабления российского государства, исходя из вероятности худшего варианта развития событий.
В эту группу заметным образом входят идеологи, имеющие связь с Польшей (традиционное противостояние и недоверие), ее питают те укрепившиеся в 80-е годы (до Горбачева) прорейгановские организации, а также бизнес, связанный с Пентагоном, реалисты-геополитики.
Для них не важен, какой внутренний политический строй существует в России, опасения вызывает возможность восстановление ее мощи, через возможную реинтеграцию.
Вторая группа экспертов, политиков и исследователей сходится на том, что восстановление некой формы СССР, если и возможно, то уже не опасно, так как потребует огромных усилий для притирки нового государственного организма. У Запада нет интереса в том, чтобы «добивать» ополовиненную Россию – возникший хаос может вовлечь военный арсенал страны, который может нанести гораздо больший ущерб западным интересам, чем стабильная государственная система.
Подобной точки зрения придерживается современный Пентагон, разведывательное сообщество США, умеренные деятели среди демократов и республиканцев, значительная часть бизнеса.
Третья группа политиков, деловых людей и аналитиков в ощутимой мере симпатизирует молодой российской государственности и не уверена, что крайнее ослабление России на руку Западу, не знающему, как гасить конфликты на огромном постсоветском пространстве. Ведь традиционно США и Россия до «холодной войны» не имели спорных моментов, более того, выступали вместе геополитическими союзниками против главных американских конкурентов Германии и Японии.
Эта группа не поддержала бы открытой реинтеграции СССР, но она не увидела бы трагедии в восточнославянском или евразийском союзе, отражающем исторические реальности и не направленном против Запада (с оговоркой, если Запад сам не вызовет ненависть своим неприятием происходящих в России процессов). Запад должен найти успокоение в том, что Россия еще не скоро будет посягать на весомую долю на рынках наукоемких товаров, а отсутствие конкурентного ожесточения – залог ее приемлемости в качестве регионального лидера Северо-Восточной Евразии.
Четвертая группа наиболее многочисленна и аморфна. Она не знает истинного пути и не претендует на его знание. Она реалистически оценивает изменчивость ситуации, перехода России в прозападный лагерь и опасность ее нового поворота от Запада. Эта группа не уверена, что в России скоро будет создан привлекательный рынок для западных инвестиций, но она не хотела бы видеть российскую экономику рухнувшей окончательно – тогда задача накормить 300 миллионов евроазиатов или сдержать нарастание в этом регионе тенденции бунта и даже варварства падет на Запад. Эта группа по взглядам на реинтеграцию постсоветского пространства находится между вторым и третьим течением. Подобные разделения элитных взглядов в отношении российско-украинских отношений встречаются и у других авторитетных экспертов, в том числе, и американских.
Из четырех приведенных групп американской элиты, только одна является жестким противником воссоздания единства постсоветского пространства в какой-либо форме. Производным от этого является и «украинский вопрос Вашингтона». Таким образом, соотношение сторонников жесткого американского реагирования к более гибким элитным подходам в этом направлении составляет 1 к 3.
Военно-политический уровень. Логика геополитического противостояния между США и Россией дает основания провести параллель в рамках алгоритма «сфер влияния» великих держав между событиями в российском ближнем зарубежье (постсоветское пространство) и американском (Южная и Северная Америки). Последняя оформилась в издании доктрины Монро еще в 1823 году, суть которой сводится к тому, что европейские государства должны ограничить свое влияние на американском континенте, а Вашингтон берет на себя миссию державы номер один в регионе. В дальнейшем США выводят из сферы соперничества великих держав свой «задний двор», четко давая понять, что он не разыгрывается, а сформировавшаяся данность не обсуждается. Работы таких мэтров американской внешней политики, как Г. Киссинджера и З. Бжезинского, моделирующие будущее устройство мира, не замечают проблем Латинской Америки. Однако, вся эта американская логика не мешает России, Китаю и Ирану активно дразнить дядюшку Сэма, поддерживая антиамериканские настроения и политические режимы в заповедной зоне Вашингтона. В свою очередь США формирует (инвестирует в элиту, экономику, ВПК, информационное пространство) политические режимы в зоне ответственности альтернативных центров силы. Практическая сторона этих шагов направлена на формирование «сферы обмена» между сильными государствами. Это часть механизмов в процессе их конкуренции за распределение всех видов ресурсов.
Необходимые ресурсы в этом механизме (фигуры) формируются заранее, затем при любой из форм компромисса они могут быть обменены на более важные интересы для великой державы уже в своей зоне влияния. К примеру, интересы России в Украине представляют первоочередную ценность для Москвы по сравнению с интересами РФ в Венесуэле. Для США работает обратная логика, а это уже сформированное пространство для геополитического обмена. Еще одна параллель – если бы Мексика или Канада объявили себя антиамериканскими режимами и высказали намерения вступить в ОДКБ и Таможенный союз. Как бы повела себя самая демократическая империя мира? Ответ в исторических аналогиях действий США в данном регионе за последние 50 лет (арсенал действий шире, чем применила Москва в процессе кризиса на Украине).
Исходя из логики двустороннего противостояния в Украине между Западом и Россией, необходимо учитывать геополитическую логику Китая. Она заключается в том, чтобы подойти к периоду своего ослабления, которая согласно китайским циклам развития наступит через несколько десятилетий, в состоянии, когда по периметру своих границ у него не будет враждебных государств, либо они будут существенно ослаблены. Россия в этом плане не воспринимается, как витальный враг, скорее, как соперник/партнер с которым необходимо работать. Исторический же опыт взаимодействия с Западом дает более категорические механизмы.
В борьбе за Украину даже нейтральный Китай уже играет на стороне России. Ведь в случае введения масштабных санкций со стороны Запада, российские ресурсы будут переориентированы на Китай, что приведет к стратегическому проигрышу Запада по схеме Х. Маккиндера. Поэтому Запад в своей игре будет ограничен в возможностях широкого применения любых видов санкций.
Но даже в этом случае Вашингтон получает классическую и традиционную англосаксонскую победу – в процессы разрешения украинского кризиса втянуты Германия и Россия, которые за свой счет будут решать проблему, развязанную отдаленным на тысячи морских миль центром.
Источник: cont.ws.
katamarania2.livejournal.com/226305.html